Прорыв

Мой дед, гвардии старший лейтенант Николай Иванович Токарев, был командиром танкового батальона. Сослуживцы называли его «железным комбатом». Всего год не дожил он до своего 90-летия, жил бы дольше, но сказались ранения. В мае 2015 года ему исполнилось бы 107 лет. Рассказы деда о войне до сих пор живы в моей памяти.

Бабушка рассказывала, как неописуемы были то горе, которое ей пришлось пережить, получая по армейской почте одну «похоронку» за другой (всего их было три), и та радость, которая приходила с письмами от медсестёр, о том, что её муж жив. Мой дед был трижды ранен, два ранения были полусмертельные, в голову. Но «комбат» выжил, пришёл домой и дал жизнь четырём сыновьям.

К сожалению, из-за переезда из с. Белозёрское Курганской области в город Очёр не много в семье сохранилось документов прошлых лет, но вот рассказ деда о моменте Сталинградской битвы (боях за г. Ворошиловград), непосредственным участником которой он был, помню хорошо.

— Наш 4-й танковый корпус под командованием генерала Кравченко в октябре 1942 года вошёл в состав Донского фронта, который в тот период возглавлял К.К. Рокоссовский. Мы сосредоточились в районе Клетской, на берегу Дона. На другом берегу насчитывалось 11 дивизий противника, в основном румынских и итальянских. Весь октябрь и до 19 ноября мы находились в обороне. Наши танки были закопаны в землю, а мы под танками. Немецкая авиация бомбила нас с рассвета до заката.

Но вот в полночь с 18 на 19 ноября пришёл и на нашу улицу праздник: мы получили приказ о начале наступления. Как только артиллерия прекратила огневую подготовку, наш танковый корпус первым вклинился во вражескую оборону. Запомнился такой эпизод. Около станицы Клетской стояла деревушка. После нашей артиллерийской подготовки от неё остались одни головёшки. Танковый батальон, которым я командовал, шёл через эти развалины, и вдруг я увидел среди них седого бородатого старика. Я остановил танк и спрашиваю:

— Дед, как ты тут уцелел?

— А я, сынки, тут родился...

Посадил я старика в танк в качестве проводника. Выехали на горку, видим, что наша артиллерия поработала неплохо: вся местность, сколько глаз охватить может, устлана трупами гитлеровцев. Но враг начинает приходить в себя и открывает огонь.

Из моего батальона три танка было выделено в головную походную заставу. Они двигались в полукилометре впереди нас. И вот загорелся один из них, второй, третий... Подошли мы ближе к ним, в смотровую щель я разглядел вражескую пушку и скомандовал механику-водителю старшему сержанту Кравченко:

— Дави гусеницами!

Он меня с полуслова понял, повернул куда надо, и пушки вместе с расчётом как не бывало. И снова вперёд, в глубину обороны противника. Заехали в ложбину, в ней оказалась деревня, затем — небольшая речка. Весь её берег занимали немецкие блиндажи, уже оставленные гитлеровцами. Переехали речку и вышли на шоссейную дорогу. Первая линия немецкой обороны прорвана!

Связались с командованием, докладываем обстановку и спрашиваем: «Что делать дальше?». Командир корпуса приказал ждать остальных. Был вечер 19 ноября.

Вдруг увидели, что из немецкого тыла нам навстречу, ничего не подозревая, едет мотоциклист, за ним — санитарная машина. А параллельно шоссе двигается какая-то пешая колонна. Думали, что свои, но оказались фашисты. Все наши 40 танков открыли по ним огонь и разогнали колонну, часть уничтожив, и захватив в плен офицера.

Подъехало наше командование, поздравило и поставило нам задачу на прорыв второй линии обороны противника, до которой ещё 70 км. И мы в ночь на 20 ноября двинулись дальше.

В одном селе я остановил свой танк у крайнего дома, стучусь. Вышла старушка. Спрашиваю:

— Бабуся, где немцы?

Она ответила, что у немцев какая-то неразбериха, все они куда-то «утекли» и показала нам дорогу. Останавливаемся перед следующим селом, и каждый наш танк посылает по три снаряда. Много домов загорелось. Приближаемся. У одного из домов разворачивал башню фашистский танк, но выстрелить не успел: начальник штаба батальона лейтенант Лебедев подбил его. Мы вели огонь из пушек и пулемётов. Трассирующие пули освещали тёмные улицы, и мы видели вокруг много траншей. Это и была вторая линия обороны гитлеровцев. Здесь мы уничтожили 20 вражеских танков. За селом догнали немецкий конный обоз, но без возчиков — те успели скрыться, бросив лошадей.

Часы показывали 5 утра, когда, согласно приказу, мы остановились в ожидании основных сил нашего корпуса. Чуть свет приехало командование корпуса. Нас снова поздравили с успехом и представили к наградам. А потом, заправив баки горючим, мы вновь двинулись вперёд — в тыл гитлеровцев.

Снова село. Видим бегущих фашистов. Отрезая им отход, открываем огонь, но и в нас стреляют. Один из вражеских снарядов разорвался в 3–4 метрах от моего танка. Высмотрел я немецкую пушку между двумя домами и уничтожил её с первого выстрела.

Ожесточённый бой разгорелся километрах в пяти от села, где оказался штаб немецкой армейской группировки. Гитлеровцы здесь сразу подбили три наших танка. Две пушки фашисты спрятали в доме, который стоял посреди огорода. Механик-водитель Кравченко смял дом вместе с пушками. У речки мой танк встретился с немецким, я из своей пушки подбил его. Туг подоспела наша пехота и взяла в плен около 70 офицеров.

Ещё бросок на 25 км. Снова сильный бой за село. Враг опять отступил, оставив склады с соломенными эрзац-валенками и горами полушубков и тулупов.

Отдохнув до утра, двинулись дальше и опять подошли к Дону, но уже в районе Калача. Там, у переправ скопилось очень много вражеских войск и техники. Оборону гитлеровцы организовали крепкую, а у нас всего лишь одна танковая бригада из Т-34 и лёгких танков. Но с нами был командир корпуса, он вызвал бригаду тяжёлых танков KB. Все вместе, 300 машин, мы обрушились на гитлеровцев и загнали их прямо в Дон. Это было 21 ноября, на третий день нашего наступления.

По немецкой переправе перешли реку, за Доном снова был бой, мы гусеницами смяли врага и ворвались в Калач.

После этого нашей части было приказано перерезать железную дорогу из Сталинграда в Донбасс. В освобождённых сёлах нас встречали как победителей. А фашисты в панике бежали. Мы настигали их, истребляли живую силу и технику. На мой танк с испугу откуда-то выскочила немецкая штабная машина. Увидев нас, повернула обратно, но уйти ей не удалось. Прямой наводкой пустил я ей вслед снаряд. Машина перевернулась, из неё выскочили десять офицеров. Мы их уничтожили из пулемётов, а в машине обнаружили много ценных документов.

Около ст. Советской фашисты вновь приняли оборону, но удержать наш натиск не смогли. В Советскую мы въехали вечером 22 ноября. Немецкий гарнизон бежал, оставив несколько гружёных эшелонов.

Утром 23 ноября мы встретились с войсками Сталинградского фронта. Кольцо вокруг фашистов в районе Сталинграда сомкнулось. За этот прорыв танкисты были удостоены высоких правительственных наград. Я получил орден Отечественной войны II степени.

За прошедшие трое суток наш Донской [ЮЗФ] фронт, прорвав оборону, продвинулся по тылам врага на 220 км. С боями освобождено около 15 населённых пунктов, в плен захвачено только нашим фронтом 73 тысячи вражеских солдат и офицеров.

А через неделю наш корпус получил последний приказ в этой беспримерной в истории войне битве: взять аэродром, через который проходило снабжение окруженной немецкой группировки. Этот приказ танкисты также с честью выполнили.

Затем четвертый танковый корпус двинулся на Донбасс, и ко дню завершения Сталинградской битвы, 2 февраля 1943 года, мы уже были около Ворошиловграда. В этот день, в бою у деревни Ильинка, мой танк подбили, я был тяжело ранен в голову.

А.Б. Токарев, механик АТЦ Очёрского ЛПУМГ

Память народа

Подлинные документы о Второй мировой войне

Подвиг народа

Архивные документы воинов Великой Отечественной войны

Мемориал

Обобщенный банк данных о погибших и пропавших без вести защитниках Отечества